Я пришел в Пушкинский пораньше. В гардеробе встретил Беллу и Мессерера. Они ссорились. Белла Ахатовна нервничала и все выплескивала на мужа. Я поднялся в Итальянский дворик, рядом с Давидом нашел Битова:
- Иди в кабинет к Антоновой, возьми там для себя одну книгу, - строго сказал Андрей Георгиевич, - А то потом не хватит.
Я постучал в расположенную неподалеку директорскую дверь. Длинной стол. На его дальней окраине Антонова и Джереми Айронс. Перед актером стояла миска клубники. Он слушал Антонову, кивал, но смотрел на клубнику, вылавливал самые крупные ягоды и ел.
- Андрей Георгиевич сказал… - начал я.
- Да-да, - вон его книги, - указала Антонова.
Тут в кабинет заглянула какая растрепанная иностранка в красном костюме «под Жаклин».
- Да, идем! - сказала ей Антонова, хотя никакого вопроса задано не было.
Ирина Александровна перевела взгляд на меня, который никак не мог покинуть ее кабинет. Во-первых я вскрывал пачку с книгами Битова, чтобы вытащить себе экземпляр, а во-вторых, в дверях переминалась эта Кеннеди.
- Это внучка Шагала, - сказала зачем-то мне Антонова, - мы сейчас идем смотреть одну из работ ее дедушки. Пойдете?
- Пойду, - ответил я.
Антонова встала, и направилась к дверям.
- А он? - спросил я, - указывая на Айронса.
- А он уже видел, - изящно махнула на Айронса ручкой Антонова, хотя я был уверен, что не видел. Просто не его дело.
Она сказала ему подождать ее несколько минут. И оставила одного. Я с внучкой Шагала и Антоновой двинулся смотреть картину.  Все это описываю только для воссоздания нормальной атмосферы Пушкинского при Антоновой. По дороге нам встречались французы, итальянцы, немцы. Я ей с восхищением заметил, что она со всеми говорит на их языке. 
- Английский я выучила за 27 дней, чтобы сделать доклад в Америке. Подружка записала меня на курсы по модной тогда системе Лозанова. Интенсивное погружение, - ответила Антонова.
Не знаю, как с вами, но то что делала всю жизнь Антонова со мной - это было интенсивное погружение. В культуру. Культуру ее масштаба.

Портрет Джоконды висел почти десять лет над моим школьным столом. Откуда взялась эта репродукция? Она - последствие того события, когда благодаря Антоновой Мону Лизу привезли в Москву. Вы думаете советские люди особенно до этого умирали от желания увидеть картину? Нет. Пиар Джоконде в СССР учинила Антонова. В результате - очереди века.  Миллионы роскошных репродукций в книжных магазинах. Свою я изучил так, что могу нарисовать копию со всеми трещинками. Я их наизусть знаю.

Шагала и Пикассо я знаю так хорошо, потому что Антонова провела выставки с ними. Разве такое может быть, чтобы о выставках, которые проходили до моего рождения в Москве, я в своем Мурманске прекрасно был осведомлен в нужном возрасте, когда формируются эстетические ориентиры?

Меня не могло быть на Декабрьских вечерах с Рихтером. Где Мурманск, а где Рихтер! Но Ирина Александровна умудрилась донести эти концерты и до меня. Не видеть, не слышать, но присутствовать!

Мы знали каждое ее мероприятие в деталях. А ее нет. Слухами доходило буквально по словечку, что в школе хотела играть пушкинскую Земфиру на сцене - не дали. Муж есть, но никогда никуда не ходит. Сын болен. Обожает плавать. Бассейн - ее хобби. Вечером бывает садится в свой Фиат и гоняет по Москве на  скорости. Какой-то совершенно другой сюжет.

А тот странный день в Пушкинском не менее странно и закончился. Приемом. Выпивали в Греческом зале. Как она не боялась устроить такое среди скульптур-картин? Гости расслабились. Взяли рюмки-бокалы и пошли по залам. Но поскольку все культурные, вспомнили, как в «Заставе Ильича» Хуциева влюбленные в этом музее читают Пушкина. И мы тоже читали, а нагнав Антонову, адресно ей: «Я знаю: век уж мой измерен; Но чтоб продлилась жизнь моя, Я утром должен быть уверен, Что с вами днем увижусь я…»

Все. Не увидимся. Век их почти измерен. Исчерпан. А чей век следующий? Кто эти люди? Можете сказать? Ирина Александровна Антонова умерла 3 года назад.

Антонова и Джереми Айронс